К предыдущему (Из Л.Л. Сабанеева)
May. 9th, 2009 12:06 amЛист был безусловно всеобъемлющим гением фортепиано — который в сущности
первый создал и почувствовал весь художественный вес и объем этого инструмента и все
его ресурсы. Листа мне услышать не удалось, но в те годы еще было много лиц, его
слышавших и передававших свои впечатления и свои сравнения этих двух титанов
фортепиано — Листа и Рубинштейна; все это были еше свежие впечатления (Лист умер за
два года до этих концертов). Из музыкантов, знавших Листа и близких к нему, я знал
моего учителя Шлецера и Зилоти (двоюродный брат Рахманинова), который был учеником
Листа, — но помимо того тогда было множество лиц, слышавших игру Листа, и сравнение
его с Рубинштейном было совершенно естественно.
Я заметил, прислушиваясь к разговорам музыкального мира. что люди, Листа не
слышавшие, приходили от игры Рубинштейна в больший восторг, чем те, кто Листа
слышал. Объективный и правдивый Танеев, который был вообще большим поклонником
Антона Григорьевича, его игры, его музыкального творчества и даже его эстетических и
музыкальных, в частности, взглядов и симпатий, мне счел нужным сообщить, что, по его
мнению, в игре Антона Рубинштейна на первое место выступала идея мощи, и силы
впечатления — он был «львом музыки», музыка для него была средством психического
«потрясения» слушателя как главное ее качество. Значительно меньшее внимание он
уделял моменту «звукового очарования» и отделке деталей — в этом отношении он порой
был, по выражению Танеева, даже «неряшлив» — в его исполнении нередко были и
фальшивые ноты, и дефекты в быстрых пассажах, — но все это меркло перед моментами
звуковой мощи и высокого драматизма.
Зилоти, знавший близко Листа, утверждал, что Лист был «всеобъемлющим»
пианистом — настоящим гением фортепиано, что он обладал и мощью Рубинштейна, но у
Листа и моменты звуковых чарований и звуковой фантастики были всегда выработаны до
последних деталей
первый создал и почувствовал весь художественный вес и объем этого инструмента и все
его ресурсы. Листа мне услышать не удалось, но в те годы еще было много лиц, его
слышавших и передававших свои впечатления и свои сравнения этих двух титанов
фортепиано — Листа и Рубинштейна; все это были еше свежие впечатления (Лист умер за
два года до этих концертов). Из музыкантов, знавших Листа и близких к нему, я знал
моего учителя Шлецера и Зилоти (двоюродный брат Рахманинова), который был учеником
Листа, — но помимо того тогда было множество лиц, слышавших игру Листа, и сравнение
его с Рубинштейном было совершенно естественно.
Я заметил, прислушиваясь к разговорам музыкального мира. что люди, Листа не
слышавшие, приходили от игры Рубинштейна в больший восторг, чем те, кто Листа
слышал. Объективный и правдивый Танеев, который был вообще большим поклонником
Антона Григорьевича, его игры, его музыкального творчества и даже его эстетических и
музыкальных, в частности, взглядов и симпатий, мне счел нужным сообщить, что, по его
мнению, в игре Антона Рубинштейна на первое место выступала идея мощи, и силы
впечатления — он был «львом музыки», музыка для него была средством психического
«потрясения» слушателя как главное ее качество. Значительно меньшее внимание он
уделял моменту «звукового очарования» и отделке деталей — в этом отношении он порой
был, по выражению Танеева, даже «неряшлив» — в его исполнении нередко были и
фальшивые ноты, и дефекты в быстрых пассажах, — но все это меркло перед моментами
звуковой мощи и высокого драматизма.
Зилоти, знавший близко Листа, утверждал, что Лист был «всеобъемлющим»
пианистом — настоящим гением фортепиано, что он обладал и мощью Рубинштейна, но у
Листа и моменты звуковых чарований и звуковой фантастики были всегда выработаны до
последних деталей